Языческие и христианские элементы в славянской заговорной традиции.

Как уже говорилось выше, первые опыты фиксации собирателями народного фольклора заговоров можно отнести к первой половине XIX века. Это сравнительно поздно, особенно для такого старинного памятника, ведущего свое происхождение из первобытной древности. Поэтому, нет ничего удивительного в том, что в древних, восходящих к языческим мифам и традициям текстах на момент записи были так обширно представлены и христианские мифы и символы. Наряду с братьями «ветрами-буйными вихорями», трясовицами, домовыми, лешими и пр. встречаются Христос, Богородица, евангелисты и многочисленные святые. Более того, многие заговоры часто начинаются словами «Во имя Отца и Сына и Святого Духа» или «Встану благословись, выйду перекрестясь...», а заканчиваются словом «Аминь».

Сам же заговариваемый называется «рабом Божьим». Христианская символика в заговорах теснейшим образом сплетена с языческой. Доминирующую основу, тем не менее, составляет языческая традиция. Видимо, так сложилось потому, что со времени принятия христианства в рамках новой религии первоначально развивалась лишь официальная, господствующая культура, так сказать, «высокие жанры». Славянские заговоры же были затронуты христианизацией не сразу, как и весь пласт бытовой народной культуры. Некоторые исследователи полагают, что «этот пласт культуры не был глубоко затронут христианством на протяжении по край¬ней мере всего домонгольского времени».

В период христианизации Руси и первых веков существования новой религии дохристианская языческая традиция настолько сохранила свою цельность, осмысленность и актуальность, «была настолько сильной и живой, что смогла «впитать» в себя новые элементы христианской религии. Их переосмыслили «по-старому», то есть примеряясь к мировоззрению отцов и дедов, нисколько не стремясь притянуть прежние верования к стержню новой идеологии». Вера в могущество не только языческих, но и христианских божественных защитников была, однако, столь велика, что эти новые образы проникли со временем в традиционные заговорные клише. В глазах исполнителей заговора это повышало магическое действие ритуального текста, наделяло его силой двух сакральных традиций - языческой и христианской. Наиболее распространенным приемом христианизации заговорного текста можно считать персонажную подмену, когда на место языческого образа «врачевателя» или «помощника» («посредника») становился христианский персонаж. Нередко «подмена» осуществлялась по принципу сходства имен (св. Власий становился покровителем скота и дохода вместо Велеса) или функций персонажей (Илья Пророк заменял Перуна в роли громовержца и подателя дождей). «Наряду с этим создавались и новые тексты, и краткие молитвенные заговоры как прямое обращение к христианским святым с просьбой об излечении».

Но при всем при этом древнейшие заговоры несут в себе массу художественных образов языческого происхождения: это девица Заря-зарница, семьдесят семь старцев, трясовицы-лихорадки, диковинные звери и птицы, остров Буян, камень Алатырь, огненная река, калиновый мост и т.д. Все эти и многие другие образы — неотъемлемая черта древних славянских заговоров, позже - русских. Вполне модно предполагать. Что отраженные в заговорах образы - элементы языческой религии, древнейших славянских мифов, а значит - незаменимый источник для изучения языческой религиозно-сакральной традиции.

Заговор включает в себя черты древней языческой обрядности, поскольку часть обряда нередко включается в магический текст и произносится. Стоит добавить, что, возможно, в начале описываемые действия (встану на заре, умоюсь, прощусь, выйду в чистое поле и т.д.) на самом деле выполнялись, то есть заговаривание происходило именно в таких условиях, в соответствующее время дня, после совершения нужных действий, в поле, а затем этот обряд заменился словесным описанием и вошел в основной текст заговора как своеобразное вступление — «зачин». Интересно, однако, что сам этот обряд представляет собой обыденные действия, постоянно совершаемые людьми и на первый взгляд не имеющие никакого сакрального значения. Тем не менее, видимо, в кажущейся незамысловатости и обыденности этих действий и заключается их магическая сила: так испокон веков и поступают все люди, это - традиция, своего рода, знак, символ начала дня, начала дела, именно потому, что так всегда и делается. Это норма, это традиционно и хорошо. Плохо - поступать иначе. Заговаривающий, выполняя или проговаривая подобный ритуал, подчеркивает свою принадлежность к добрым людям, живущим по вековым традиционным законам, а значит, свою угодность богам (или Богу при христианстве). В этом случае небесные обитатели-покровители уж точно не откажут заговаривающему в помощи.

Однако, если заговор имеет своей целью отрицательное воздействие, нанесение вреда, то и обряд при его произнесении превращается в своего рода «антиритуал» - все действия выполняются наоборот, с расчетом на помощь не небесных божественных защитников, а обитателей подземного мира, сил зла. Пространственно-временные координаты подобных заговоров-обрядов весьма стабильны: «чистое поле», «подвосточная сторона», «утренняя заря». В «черных» заговорах, при намеренно искаженном обряде («стану не благословясь, пойду не перекрестясь, из избы не во двери, со двора не в ворота...»), чаще присутствует не «восточная», а «западная» сторона,«темный лес», «огненная (черная) река» и т.д. Место и время произнесения заговора, как видим, играло, так же как и произведение магического обряда, большое значение и влияло на результат дела. Интересны заговоры и для исследователей древнерусского языка, поскольку сохранили в своих текстах глубоко архаичные слова и выражения. Б.А.Рыбаков, в частности, отмечал, что эти слова часто были непонятны пользователям заговоров уже в XIX - начале XX веков, однако, повторялись и сохранялись по привычке, традиционно: «храмина» (изба), «убрус» (полотенце), «тиун» (княжеский управитель), «харатья» (пергамент), «гость» (купец), «гобино» (урожай) и т.д. На этом основании Б.А.Рыбаков считал, что первичные записи заговоров были сделаны уже в средневековье, возможно, самими волхвами.

Интересны заговоры и для изучения психологии древнего человека. В данном случае определенные выводы делаются путем наблюдений за современным процессом практического применения заговоров - заговорно-заклинательным актом, как называет его исследовательница практической магии В.И.Харитонова, Она полагает, что во время выполнения магического акта, заговаривающий, впадая в транс или измененное состояние сознания, испытывает все то, о чем говорится в произносимом тексте, например, на уровне галлюцинаций проходит по магическому пути на остров буян и общается с его обитателями. В этом славянский заговор, видимо, сроден шаманским камланиям, когда впавший в транс шаман путешествует по небесному или подземному мирам и ищет помощи у богов или вызывает для этого же духов.

ДМИТРИЕВА Е. Н . ЯЗЫЧЕСКИЕ МОТИВЫ В СИСТЕМЕ РУССКОЙ НАРОДНОЙ КУЛЬТУРЫ XIX ВЕКА.