МОРАНА И БАБА-ЯГА.

МОРАНА И БАБА-ЯГА. Часть 1.
В этом отношении гораздо более верным представляется подход В.Н. Топорова, который сопоставил образ бабы-яги с женским хеттским персонажем, обозначаемым в текстах термином salsugi, который являлся главным церемонимейстером в обряде похорон, принимал умершего в царство смерти и помогал ему совершить переход в потусторонний мир. Данный подход помог понять, как в одном образе совмещаются столь разные черты: «Ритуальное прошлое бабы-яги и сравнение ее с хеттской sugi объясняет наличие наряду с бабой-ягой — злой похитительницей ипостаси доброй вещуньи, помогающей герою в его странствиях, которые являются прообразом посмертных скитаний души». Некоторые сказки описывают жилище бабы-яги как построенное из человеческих костей. В связи с этим В.Н. Топоров отметил, что и в хеттских текстах не раз упоминается «дом кости, костных останков», связанный с божеством подземного мира. Любопытную параллель жилищу бабы-яги мы видим в культуре лендель, датируемой 5000—4500 гг. до н.э. В могиле девочки в могильнике Асода на территории современной Венгрии была найдена одноногая модель святилища с птичьей головой на кровле . Хоть нога в данном случае человечья, а не птичья, однако показательно сочетание птичьих и человеческих элементов в конструкции святилища, равно как и то, что оно было связано с представлениями о загробном мире. Подтверждает гипотезу В.Н. Топорова и то, что еще в X в. ибн-Фадлан описал существование у русов руководившей человеческим жертвоприношением во время похорон особой старухи-жрицы, которую он называет «ангелом смерти».

Соответствующий текст мы рассмотрим ниже, а пока отметим, что у славян существовали особые жрицы смерти, причем истоки этой традиции, судя по хеттским данным, вполне могли восходить к эпохе индоевропейской общности. Безусловно, данная фигура должна была оказать заметное влияние на складывание образа бабы-яги, однако вряд ли будет правильным сводить весь этот образ только к ней. 
Жрица, по всей видимости, представляла в похоронном ритуале богиню смерти, те или иные черты которой неизбежно должны были отразиться и в образе бабы-яги.
С другой стороны, ряд фактов указывает на ее связь с земным плодородием и земледелием. Словенцы во время встречи весны пели:

«Зеленого Юрия водим,
Масла и яиц просим,
Бабу-ягу изгоняем,
А весну мы призываем!»

Из этой песни следует, что у словенцев баба-яга отождествлялась с зимой и играла в их ритуале точно такую же роль, как и Морана у западных славян. Следует отметить, что весьма похожим образом описывается бывшая богиня зимы и смерти в немецких сказках: «Это старая уродливая ведьма с длинным носом, большими зубами и всклокоченными волосами, известная под именем фрау Холле (или Хелл, Хольда, Перхта и др.). Ее сила заключена в зубах и волосах; по ее воле идет снег, восходит солнце и происходит возрождение природы. Раз в году она является в виде белой голубки, как благословение, приносящее плодородие. В виде лягушки эта самая Холле достает из колодца закатившееся туда во время сбора урожая красное яблоко, символ жизни. Она обитает на холмах и пещерах (имя «Холле» может быть связано со словом «НоЫе», «пещера»). Ей, как Матери мертвых на Рождество пекли «Hollenzopf», т.е. «хлеб Холле». Бузина, которую именовали «Holler» или «Holunder», была священным деревом Богини. Считалось, что она обладает целебными свойствами и что под ней обитают умершие». Весьма показательна и русская загадка о сохе: «баба-яга, вилами нога, весь мир кормит, сама голодна». В сказке «Василиса Прекрасная» невидимые помощники бабы-яги также мелят для нее пшеницу и выжимают из мака масло, что также указывает на ее определенную связь с сельским хозяйством.
То, что связь земледелия со смертью не была случайной говорит и пример полуденицы — еще одного опасного для человека женского сверхъестественного существа. Образ этот носит общеславянский характер: чеш. polednica, польск. poludnica, сербо-лужиц, pripoldnica, словен. poludnica, словацк. polednica. Обычно она воспринималась как женский персонаж, несущий смерть и гибель злой дух в полдень во ржи, в полях и огродах. Одетая в белую одежду, она стерегла хлеб в поле и в полдень бывала видна на межах. Еще в начале XX в. в Подмосковье она связывалась с цветущей или волнующейся рожью. «Полуденица, по понятиям народа, хранит поля с рожью, к ней относятся так «Полуденица во ржи, покажи рубежи, куда побежи». Нам случалось слышать, как пугают детей: «Не ходи в рожь, полуденица обожжет». После П.С. Ефименко... писал: «Полудница есть та же ржица, ржицей называют потому, что живет во ржи; а полудницей — ходит во ржи в полдень». В некоторых случаях она описывалась как старуха с косматыми волосами, стерегущая огороды от детей. До двенадцати часов полудница не опасна, однако в полдень идет косить людей горбушей, поэтому в это время все возвращались домой. В некоторых случаях отмечалось, что она косила встречавшихся ей на улице людей и в полночь. В других местах говорилось, что около полудня она ходит по полям, расспрашивая жниц и, рассердившись, сворачивает жертве голову. Обычно она описывается как существо белого цвета, однако имеется и другое ее описание: «Полудница — она в огроде сидит. Сначала маленькая, черная, как кошка. А потом растет, растет — и до неба. А волосы-то длинные, белые». Очевидно, что первоначально это сверхъестественное существо олицетворяло полуденный зной и солнечный удар, однако со временем она стала восприниматься как карающее за нарушение запретов существо. К числу последних относились запреты на работу в полдень, запрет оставлять детей в поле одних и т.п. Весьма показательно, что полудницу, как отмечает О. А. Черепанова, также могли называть бабой-ягой. Одновременная соотнесенность как бабы-яги, так и полудницы как со смертью, так и с земледелием безусловно роднит их с западнославянской богиней смерти Мораной.
Однако двумя этими чертами, какими бы они ни были важными, образ обитательницы избушки на курьих ножках не исчерпывается. В сказке А.Н. Афанасьева «Василиса Прекрасная» баба-яга описывается как могущественное космическое божество. Это следует из ее ответов на вопросы, которые задает ей героиня сказки: «Я хочу спросить тебя, бабушка, только о том, что видела: когда я шла к тебе, меня обогнал всадник на белом коне, сам белый и в белой одежде: кто он такой?» «Это день мой ясный», — отвечала баба-яга. «Потом обогнал меня другой всадник на красном коне, сам красный и весь в красном одет; это кто такой?» — «Это мое солнышко красное!» — «А что значит черный всадник, который обогнал меня у самых твоих ворот, бабушка?» — «Это ночь моя темная — всё мои слуги верные!»
Словаки считали, что баба-яга по собственному произволу может насылать ненастье и ясную погоду. По другим данным, желая навести дождь, яга выставляет на двор мертвую голову. В некоторых сказках, где она фигурирует как мать змеев, желая проглотить героя, яга принимает гигантские размеры: «Нет, — сказала (невесткам. — М.С.) баба-яга,— этим вы его не поймаете, а я его вот как поймаю: выйду на дорогу, раскрою рот — одна губа по земле, другая губа под поднебесью,— тогда он от меня не уйдет». Очевидно, что женский персонаж, повелевающий днем и ночью, дневным светилом и погодой по необходимости должен был занимать весьма высокое положение в пантеоне древних предков славян. Все это говорит о том, что следует рассматривать сказочную бабу-ягу в качестве «сниженного» образа одной из древних богинь.
Интересно отметить и ее связь с ткачеством. Во втором варианте сказки А.Н. Афанасьева «Баба-яга» мачеха посылает падчерицу к бабе-яге за иголочкой и ниточкой, причем героиня застает ягу за ткацкой работой. В первом же варианте баба-яга дает «девушке пряжи с короб» и награждает ее нарядным платьем. В другой сказке яга «шелковый кужель мечет, а нитки через грядки бросает». В целом ряде сказок она вручает герою волшебный клубок, указывающий ему путь. По сербским поверьям, гвоздензуба (баба-яга) носит в горшке горячие угли и, встречая нерадивых прях, жжет им пальцы. Интересен пример весьма редкого восприятия жилища бабы-яги в сказке в контексте прядения: «Стоит избушка на курьей ножке, на веретенной пятке, кругами вертится и дверей не видать. (...) в избушке сидит женщина, шелк прядет, нитки длинные сучит, веретено крутит и под пол спускает».
Интересно отметить, что один-единственный раз баба-яга фигурирует в заговоре, и притом любовном: «Есть в чистом поле дуб Сорочинской и под тым дубом Сорочинским есть тридевять девиц. Из-под того дуба Сорочинского выходит баба-яга и поджигает тридевять костров дубовых дров». Как уже отмечалось, связь с деревом различных женских сверхъестественных персонажей весьма древняя, однако здесь фигурирует дуб — «мужское» дерево, связанное в первую очередь с Перуном. Объясняется это, по всей видимости, тем, что дуб в славянской традиции ассоциировался также со смертью; так об умершем говорили «дал дуба». Показательно и то, что и в этом контексте баба-яга соотносится с нижним миром.
Кроме того, одно известие, правда, достаточно позднее, связывает ее и с верховным богом-громовержцем: по местным преданиям, в Полоцке у озера Воловое находилось капище Перуна и бабы-яги. На первый взгляд объединение этих персонажей неожиданное, однако оно будет казаться менее невероятным, если мы примем во внимание ряд моментов, объединяющих эти две фигуры. Как и баба-яга, Перун связан с миром мертвых. Примечательно, что их совместное капище находилось у Воловьего озера: как отмечалось выше, вол был тесно связан и с миром матриархальных представлений, и с загробным миром. С другой стороны, по белорусским же представлениям, подобно громовержцу баба-яга ездит по под-небесью в огненной ступе и погоняет огненною метлою, а во время ее движения воют ветры, стонет земля, трещат и гнутся вековые деревья. В-третьих, Перун мог восприниматься в облике змеи, и эта же черта была свойственна и бабе-яге. Таким образом, хоть полностью доверять этому позднему известию мы не можем, нельзя исключать связь Перуна с какой-то языческой богиней, послужившей прообразом для фольклорной бабы-яги.
Связь бабы-яги со змеями уже отмечалась выше и не ограничивается одним лишь сказочным материалом. Эта же связь подкрепляется и другими материалами, в заговоре XVIII в. она прямо называется змеей: «Яга змея бура», в украинском языке слово язя одновременно означает и «бабу-ягу», и «мифическую змею», которая в своем развитии проходит ряд превращений — из простой змеи она через семь лет при определенных условиях вырастает в змею необыкновенных размеров, а еще через семь лет у той вырастает еще одна голова, и это уже будет язя. И это не было лишь вос-точнославянским представлением. Польский поэт В. Отвиновский, переводя и комментируя в 1638 г. «Метаморфозы» Овидия, назвал Эриний jedzy piekelni. Хоть авторы «Этимологического словаря славянских языков» считают этимологическую связь бабы-яги со змеей менее убедительной, однако эту связь подчеркивали разные исследователи. А.Н. Афанасьев писал: «Что же касается слова яга... то оно соответствует снкр.-му ahi- змей... Скажем более: у самих славян баба-яга и мифическая змеиха выступают в преданиях как личности тождественные; что в одном варианте приписывается змее, то нередко в другом исполняется ягою, и наоборот; на Украине поедучую ведьму обыкновенно называют змеею». К подобному же выводу в прошлом столетии пришла и О. А. Черепанова: «Итак, фольклорные и лингвистические данные позволяют конкретизировать мифологический прототип бабы-яги в образе змеи». Поскольку змеиный облик бабы-яги однозначно более древен по сравнению с ее связями с земледелием или ткачеством, можно предположить, что первоначально она являлась богиней-змеей, насылающей на людей болезни и смерть, что находит параллель в литовской богине смерти Гильтине. В этом контексте баба-яга является владычицей если не всего загробного мира, то, во всяком случае, процесса перехода человеческой души в инобытие. Специалист по женской психологии К. Хорни еще в 1930 г. отмечала: «Хотя следующая идея и не проработана еще до конца (с психологической точки зрения. — М.С.), весьма вероятно, что (согласно анатомическим и этнологическим данным) отношения с матерью сильнее и прямее ассоциируются со страхом смерти, чем отношения с отцом. Принято считать, что влечение к смерти — это стремление воссоединиться с матерью. В африканских сказках именно женщина приносит в мир смерть. Великая богиня-мать принесла также смерть и разрушение. Похоже, что мы одержимы идеей, что тот, кто дает жизнь, способен и отобрать ее». С другой стороны, такие черты бабы-яги, как ее гипертрофированные половые признаки и космические функции роднят ее с «Венерами» палеолита, восприемницей негативных черт которых она, по всей видимости, является.

М. Серяков. Богини славянского мира.