Мир живых и мир мёртвых: формула сосуществования

,September 30, 2015


Отношение живых к миру мертвых в архаических культурах обычно определяется понятием культа предков, подразумевающим различные ментальные, ритуальные и вербальные формы почитания, поклонения и обожествления умерших. Между тем, отношения двух миров не полностью укладываются в это понятие: кроме культа, в них явно присутствует страх перед мертвыми, сознание зависимости от них, стремление к поддержанию определенного равновесия между двумя мирами, в котором усматривается гарантия сохранения всего миропорядка. К такому типу отношений более применимо сербское слово страхопоштованье, т.е. почитание, переходящее в страх. Представления о «том» свете и его влиянии на земную жизнь, играющие кардинальную роль в традиционном мировосприятии, не ограничены, так сказать, идеологической сферой — они находят выражение в целой системе обрядовых форм, в конкретных запретах и предписаниях, в языке и фольклоре.

В некотором смысле вся традиционная культура ориентирована на потустороннюю перспективу, каждый обряд и каждый конкретный ритуальный или ритуализованный акт поведения (а в такого типа культурах ритуализовано все) предусматривает общение с «тем» миром, узаконенное прерывание границы, отделяющей живых от мертвых; подлинный адресат ритуала (персонифицированный или неперсонифицированный) всегда принадлежит иному миру.

Каким бы ни мыслилось соотношение двух миров — зеркальным или «изоморфным», их автономность, «отдельность» никогда не ставится под сомнение, а граница между ними, разделяющая сферы влияния, всегда является предметом особой заботы. Как эти миры соотносятся — в пространстве, по «объему», по взаимной оценке? Как они воспринимают друг друга? Чего хотят живые от мертвых и чего ждут мертвые от живых? Отношения между ними не могут быть раз и навсегда уста-новлены, они постоянно подвержены испытаниям, пересмотру, нарушению — они нарушаются каждым событием смерти и каждым событием рождения — и требуют периодического восстановления. В данном случае нас будут интересовать те конкретные формы взаимоотношения двух миров, которые сложились в ритуальной практике и отразились в народных верованиях славян, в их языках и фольклоре.

Начнем с того, как в повседневную жизнь человека вписываются представления об ином мире. Здесь следует различать две стороны вопроса. Первая касается будущего посмертного существования конкретного живого человека, субъекта верований и поступков. В этом отношении заслуживают внимания прежде всего некоторые запреты (реже — предписания) и представления о грехе, в основе которых лежит убеждение, что все совершаемое человеком в земной жизни так или иначе найдет отражение в его жизни загробной. Например, считается опасным оставить недоеденным кусок хлеба — по украинским поверьям, он будет на «том» свете гоняться за тобой [1]; опасно ронять на пол крошки хлеба — словенцы верят, что душа человека будет столько лет мучиться на «том» свете, сколько крошек он уронил и растоптал. Полесские крестьяне, вынув хлеб из печи, спешили положить туда полено, «чтобы была кладочка (переход, мостик) на том свете, як помрешь».

Народные представления о грехе, сформировавшиеся в значительной степени под влиянием христианства (подробнее см.: [2]), включают целый реестр соответствующих друг другу земных прегрешений и посмертных воздаяний за них (ср. рус. смолен. «Што ни заслужишь на етым свети, на тым получишь» [3]). Согласно этим представлениям, женщины, умертвившие своих детей, обречены на «том» свете поедать их тело (кровавое мясо); ведьмы, отнимавшие молоко у коров, в аду изрыгают его из себя; те, кто оставляли на поле залом, чтобы нанести порчу хозяевам, на «том» свете крутят солому; пьяница будет бочкой смолу возить и пить ее; тот, кто крал, на «том» свете будет носить на спине все украденное и т.п. По восточнославянским (белорусским, полесским) поверьям, на «том» свете перед каждым на столе выставлены его «добрые дела» — то, что он при жизни отдавал другим (в том числе подавал нищим) или делал для других. Таким образом, соблюдение правил, предписаний и запретов позволяет еще при жизни обеспечить себе благополучное загробное существование и, наоборот, нарушение запретов и правил обрекает человека после смерти на муки и наказания.

Второй аспект темы касается не способов обеспечения личного благополучия после смерти, а «безличной» ориентации всего жизнеустройства социума и поведения каждого его члена на удовлетворение потребностей и условий обитателей потустороннего мира. Здесь также можно указать немало примеров, когда запреты и предписания земной жизни мотивируются интересами иномирных адресатов. В том же примере с хлебом может действовать примета: если упадет со стола кусок хлеба, то значит, на «том» свете кто-то (возможно, родственник) голоден, остался без хлеба и т.п. Белорусы считали необходимым, вынув хлеб из печи, поскорей облить его холодной водой, чтобы в аду для душ не жалели воды [4].

Общеизвестен запрет женщинам-матерям есть яблоки до Спаса (Преображения), мотивируемый в народе тем, что их умершие дети на «том» свете будут лишены этого угощения. Известны запреты в поминальные дни и некоторые праздники белить стены дыма из-за опасения «замазать глаза» покойникам или прясть, чесать шерсть, подметать пол и т.п., иначе «засоришь глаза» мертвым; сновать, иначе «заснуешь дорогу дедам»; шить, чтобы не зашить глаза предкам; выливать воду во двор, так как можно облить «гостей», танцевать -затопчешь родителей» и многие другие. В Полесье, когда впервые после похорон собирались белить дом, шли на кладбище и покрывали могилу скатертью, чтобы «не закапать глаза покойнику» (Ровенская обл.). Особая забота о зрении покойников (проявляющаяся и в поминальных ритуалах) объясняется представлением о «том» свете как царстве тьмы или мрака.

Однако главным регулятором отношений между мирами выступает, безусловно, ритуал, в первую очередь сам погребальный обряд и специальные поминальные обряды, в которых каждый акт имеет целью обеспечить потребности умерших родственников и всех покойников в целом, чтобы тем самым уберечь живых от грозящих им неприятностей со стороны загробного мира. Уже при похоронах умерший снабжается необходимой одеждой, в которой ему предстоит пребывать на «том» свете, едой (клали в гроб пироги или хлеб, яйцо, яблоко, орехи, конфеты и др., южные славяне часто оставляли в гробу или в могиле вино), деньгами (чтобы заплатить за переезд или переправу по воде) и другими нужными ему предметами (старики — тростью, курившие — трубкой и табаком, дети — пеленками и игрушками и т.д.); для покойного непременно зажигают свечу, чтобы осветить ему путь на «тот» свет, ему развязывают ноги, чтобы он мог передвигаться (тем, кому забыли это сделать, приходится на «том» свете прыгать, как спутанным лошадям).

Особой заботой окружается душа человека: для нее ставится у изголовья умирающего или на подоконник вода, чтобы она могла обмыться, вывешивается полотенце, чтобы она могла утереться, отворяется дверь или окно, чтобы она могла вылететь, покрываются крышкой сосуды с водой, чтобы она не утонула в воде и не задержалась в доме, завешивается зеркало, чтобы она не осталась в нем, и т.д. Крестьяне Смоленской обл. в течение 40 дней после смерти оставляли умершему на ночь еду и «стелили постель»: застилали полотенцем лавку, на которой он лежал, на полотенце ставили воду и клали хлеб, а снаружи на дом вывешивали ленту или лоскут, по которым душа должна была найти свой дом [5. С. 70].

Специальные меры принимались для того, чтобы предотвратить возвращение умершего в дом вне установленного времени: для этого выносили гроб через окно, возвращались с кладбища другим путем, чтобы «запутать дорогу», и т.п.

В поминальные дни и многие календарные праздники соблюдается множество запретов, объясняемых интересами умерших, и совершаются специальные ритуалы, адресованные им. Несоблюдение этих запретов и ритуалов влечет за собой семейные распри, падеж скота, неурожаи и прочие наказания и несчастья. По верованиям белорусов, «весной, вместе с оживанием природы, с пробуждением ее от зимнего сна, оживают и души мертвых и выходят из тесных гробов на вольный свет. Полагают, что они нуждаются в пище и питье, что они едят и пьют, но редко: три-четыре раза в год с них вполне достаточно. Для удовлетворения этой потребности и в знак уважения к предкам периодически устраиваются поминальные столы, по-белорусски — дзяды» [6. С. 55].

Для мертвых в поминальные дни готовили обед или ужин с множеством блюд (иногда предписывалось их число, например, 12), приглашали их особым церемонным образом (выходя к воротам, на крыльцо, подходя к окну или к двери, протягивая им угощение и призывая их высоким голосом), оставляли им место за столом, ставили для них на столе (или на окне, возле икон) рюмку и отдельный прибор, откладывали или отливали им на тарелку, на стол или под стол понемногу от каждой еды; не убирали на ночь еду и посуду со стола, чтобы покойники могли ими воспользоваться; вывешивали им полотенце, чтобы они могли перед трапезой помыть руки; не закрывали в домах двери; выносили во двор и развешивали для умерших одежду и т.п. На Русском Севере на поминках в день похорон прибор для умершего ставили на печке, «чтобы он [покойник] обогрелся» [7. С. 250].

Белорусы готовили умершим на деды баню: перед ужином сами мылись в бане и, когда все перемоются, ставили на полок ведро чистой воды с веником — для дедов; так непременно нужно делать, по утверждению крестьян, потому что умершие моются всего только четыре или пять раз в году и только на это время их отпускают; если кто из моющихся в эти дни в бане слишком там замешкается, то их просто выгоняют оттуда, говоря: «пуститя ужо покойников» [8. С. 610-61 П. После ужина гостей выпроваживали: хозяин поливал водой пол от стола до двери и говорил: «Святые деды! Вы сюда прилетели, пили, ели, летите теперь к себе» [8. С. 597] или брал горшок с остатками кутьи, пятился задом к двери и говорил: «Деды, деды! Поели кутьи, идите домой», после чего открывал дверь, бросал горшок во двор и быстро захлопывал дверь [9]. «Родителей» приглашали также на рождественский ужин, на масленицу «заговляться» (первый испеченный блин клали на окно или на божницу, подвешивали к крыше) и в другие праздники.

Все эти приготовления и обряды совершаются в убеждении, что в эти дни умершие приходят к живым, в свои дома, к своим родственникам. По верованиям русских Заонежья», «личный» ангел каждого покойника доставлял его домой на поминки в течение года, после этого срока души домой не приходили [10. С. 176]. Пришедших в свой дом предков можно было увидеть с помощью различных магических приемов. Для этого, по белорусским верованиям, нужно сесть на печку и просидеть там целый день, ничего не евши и ни с кем не говоря, тогда вечером увидишь, как покойники садятся за стол, при этом узнаешь даже, что они при жизни своей украли, так как все это они потащат за собой. Можно после ужина ночью сесть на пол, не спать и не говорить, тогда увидишь тех, кого поминали. Можно также увидеть мертвецов за столом, если посмотреть со двора через окно; однако тот, кто сделает это, больше года не проживет [8. С. 624-625]. Русские, чтобы увидеть покойника в сороковой день, также заранее забирались на печку и оттуда смотрели через хомут или, одевшись в шубу левой стороной вверх, смотрели сквозь решето на место, приготовленное для покойника: если удавалось увидеть покойника, это означало, что родственники хорошо молились за него [7. С. 251]. По украинским верованиям, чтобы увидеть умерших родителей, надо запрячься в конскую упряжь [11].

Болгары Пловдивского края, чтобы увидеть души, держали над водой зеркало, пока в нем не появится отражение, или подвешивали зеркало над колодцем, однако это считалось опасным и для мертвых, и для живых [12]. Украинцы полагали, что способность видеть мертвых можно приобрести, если в полночь перед Навской пасхой (Пасха мертвых, четверг пасхальной недели) надеть на себя рубаху, вытканную из отходов от чесания волокна [13], а по рассказам смоленской крестьянки, чтобы увидеть пришедших на поминки покойников в сороковой день после смерти ее свекрови, ей советовали надеть на себя еще не мытую, по местным обычаям, рубаху покойницы и тихо стоять, не откликаясь ни на что [5. С. 73]. На Русском Севере на поминках сорокового дня носили вокруг стола маленьких детей и спрашивали, «видят ли они тату, дядю, тетю и т.п. Если дети повторяют последние слова, то значит, они видят незримого гостя» [7. С. 251]. В Полесье, на Житомирщине, нам рассказывали, что не раз в поминальные дни видели, как покойники вечером, в темноте, потихоньку спускались с кладбищенского холма растянувшейся процессией к деревне, их движение можно было наблюдать по колеблющимся в такт шагов огонькам свечей, которые они держали в руках. Известны также поверья о том, что предки в пасхальные дни собираются в церкви на службу, и там их можно увидеть с помощью специальных приемов (обычно ночью). Кроме поминальных дней, видеть мертвых, слышать их голоса и говорить с ними может лишь тот, кто находится на смертном одре.

Покойников, навещающих свои дома в поминальные дни, можно не только увидеть, но и услышать. У белорусов популярны рассказы о том, как деды «мстят» тем родственникам, которые не приготовили им поминальный ужин, — ночью ходят по хате, стучат в окно и т.п. В некоторых районах Болгарии в троицкую субботу, когда покойники должны были возвращаться на свои места после пребывания среди живых, женщины приносили в церковь ореховую листву, устилали ею пол, становились на колени или ложились на нее (иногда лицом вниз), веря, что умершие находятся под листьями или идут по ним; нельзя было смотреть наверх, чтобы не спугнуть мертвых, которые, увидев родных, могли не успеть вернуться в свои могилы; следовало хранить молчание, чтобы услышать, как мертвые идут. У восточных славян известны поверья о мифической стране рахманов, куда сплавляют по реке яичную скорлупу, чтобы сообщить о наступившей Пасхе; если же в день Рахманскдй пасхи приложить ухо к земле, можно услышать, как в стране рахманов звонят колокола, однако услышать это может только праведный. Обнаружить свое пребывание покойники могли и следами, оставляемыми на песке или на рассыпанной муке в доме, об их приходе судили по тому, смята ли приготовленная им накануне постель, и т.п.

В другие поминальные дни и праздники общение с умершими происходит, так сказать, на их территории, когда живые приходят к мертвым, посещая кладбища, приносят еду, расстилают на могилах скатерти и устраивают трапезу, оставляют еду покойникам, закапывают в могилы яйца, блины и другую еду, поливают могилы водой и вином, зажигают свечи, окуривают могилы, украшают их цветами, листьями, у восточных славян также полотенцами, фартуками и т.п. Согласно верованиям, умершие предки на «том» свете видят лишь благодаря свету, который доходит до них от поминальных свечей, и питаются лишь тем, что им готовят и приносят родственники в поминальные дни. Сербы верят, что перед каждым покойником на «том» свете стоит стол, на котором лежит только то, что родные принесли ему на задушницу (на помин души). Белорусы в поминальные дни, однако, опасаются оказаться на кладбище в полночь, так как, по их поверьям, в это время все мертвые «встают и выходят из гробов своих; если бы кто-нибудь из живых на эту пору остался на кладбище, то мертвые непременно задавили бы его и снесли в могилу» [8. С. 587].

Кроме «кормления» предков, известны и другие формы общения с ними. Так, у южных и восточных славян, а также кое-где в Польше известен обычай «греть покойников», т.е. возжигать костры, жечь стружки или солому, чтобы обогреть умерших. Это могла быть часть поминального ритуала или календарного праздника (весной или на святки). Иногда возжигание костров могло мотивироваться необходимостью осветить путь мертвым, приходящим на землю с «того» света.

Общение с миром мертвых может осуществляться не только ради благополучия умерших, но и в интересах живых, которые ищут у обитателей загробного мира помощи и защиты от напастей и бед. К покойникам, особенно к утопленникам и висельникам, обращаются с просьбой отвести от села градовую тучу или прекратить засуху [14]. Даже имена умерших обладают, по народным представлениям, магической силой. Так, по полесским поверьям, при встрече с волком надо назвать имена трех (или девяти) умерших родственников, тогда волк не тронет [15]. При встрече с русалкой также надо «читать молитвы и мертвых вспоминать». В случае пожара рекомендуется трижды обежать дом, выкрикивая имена двенадцати утопленников, тогда якобы огонь не распространится, а пойдет столбом вверх [16].

Один из самых главных каналов сообщения между «тем» и этим светом — сон, который трактуется в народной культуре как временная смерть. Во сне граница между мирами становится проницаемой с обеих сторон, спящий может встретиться со своими умершими родственниками двояким способом — либо они силой сна оказываются перенесенными в земную обстановку, либо спящий оказывается перенесенным на «тот» свет, и общение происходит на территории мертвых. Последнее особенно характерно для так называемых обмираний, т.е. летаргического сна или глубокого обморока, когда, по поверьям, душа спящего пребывает на «том» свете и наблюдает загробную жизнь, встречает своих родственников и т.п. (подробнее см.: [17]). Нередко попавший на «тот» свет живой человек получает там какие-то сверхъестественные знания и способности, которые он после пробуждения применяет в своей земной жизни. Иногда (особенно у восточных славян) в рассказах об обмираниях попавшему случайно и преждевременно на «тот» свет человеку сообщают точное время его смерти или другие важные сведения, которые ему, однако, по возвращении на землю (по пробуждении) не позволяется раскрывать под угрозой смерти.

В обычном сне нередко приснившиеся покойники (особенно те, кто недавно умер) высказывают оставшимся в живых родственникам свои претензии, жалобы, просьбы и пожелания. По полесским рассказам, покойники могут жаловаться, что им не положили в гроб каких-то необходимых им вещей (например, одежды), что их погребли в сыром месте, и они лежат в воде, что им не устроили положенных поминок и т.п. В таких случаях живые всегда откликались на нужды умерших, например, шли на кладбище, разрывали могилу и убеждались, что, действительно, гроб плавает в воде. Если же нужно было передать нечто на «тот» свет по просьбе умершего или по желанию живых, то сделать это можно было при погребении нового покойника, достаточно было положить в гроб или закопать в могилу требуемый предмет. Еще одним каналом связи с умершими могло служить дерево: по верованиям крестьян Ростовской обл., если что-либо бросить в дупло старого, почитаемого в округе дуба, то оно «прямо попадет на тот свет»; если хотели от чего-нибудь избавиться насовсем, бросали в дупло (запись Т.Ю. Власкиной) [18]. Надежным способом передачи чего-нибудь покойнику повсеместно считается дарение нищему (ср., например, [6. С. 53-54, 2. S. 222]).

Во многих традициях принято было во время похорон передавать с покойником на «тот» свет своим ранее умершим близким приветы, пожелания и сообщения о важнейших новостях семейной жизни. Такая «корреспонденция» на тот свет могла иметь устную или письменную форму, но часто она содержалась в причитаниях и оплакиваниях покойника. Например, в русском вологодском причитании по матери дочь просит ее передать привет ранее умершей сестре и рассказать ей о том, как без нее живут ее дети-сироты: «Ой, ты пойдешь-то ведь, мамушка, / Ой, ты пойдешь ведь, родимая, / Ой, по тому свету белому. / Ой, ты увидишь ведь, мамушка, /Ой, ты увидишь, родимая, / Ой, ты родимую сестрицю — / Ой, да скажи-ко ты, мамушка, / Ой, да скажико, родимая, / Ой, от меня, от горюшици, / Ой, да поклонники низкие! / Ой, об родимой-то сестрице, / Ой, шибко я стосковалася, / Ой, шибко я сгоревалася! / … Ой, ты, родимая сестриця, / Ой, ты не знаешь ведь, сестриця, / Ой про своих малых детонёк! / Ой, твои малые детоньки, / Ой, всё живут-то без маменьки, / Ой, да живут без родимыя! / Ой, им всего навидатися, / Ой, да всего наприматися, / Ой, им босым находитися, / Ой, голодным насыпатися, / Ой, без родимыя мамушки!» [19].

Интересным способом сообщения с иным миром, обмена информацией был, например, не приуроченный к поминальному обряду псковский ритуальный «плач с кукушкой»: по местным верованиям, в облике кукушки душа умершего прилетает с «того» света домой навестить своих родных, ей же передают вести для обитателей «того» света. Женщина, желающая поговорить со своим умершим мужем, сыном, матерью, дожидается лета, прилета кукушки, идет в лес, на болото, в поле и, услышав кукование, начинает причитать: «Шерая моя жалкая, / шерая кукушечка! / Что ж ты прилятела, закуковала? / Что ж ты мне принесла, какую весточку? / Ти ‘т моей дочушки-кукушки, / Ти ‘т родителки-матушки?» [20].

До сих пор речь шла о формах общения между миром живых и миром мертвых, направленного главным образом в одну сторону — от живых к умершим. Но и потусторонний мир имеет свои способы и свои каналы сообщения с земным миром. На земле есть «представительства» и локусы «того» света. «Агентами» загробного мира среди живых, кроме законно посещающих их в назначенные дни душ умерших предков, являются представители так называемой низшей мифологии, демоны, генетически тоже покойники, но отличающиеся от душ тем, что они принадлежат умершим «не своей», а насильственной смертью, или же происходят от самоубийц, некрещеных детей, покойников, при погребении которых был нарушен ритуал, и т.п. В отличие от душ, локализованных в пределах иного мира, соблюдающих демаркацию границ и лишь в установленное время пересекающих ее, демоны пребывают на самой этой границе, не находя постоянного пристанища ни в пространстве живых, ни в пространстве мертвых. К этому типу «агентов» принадлежат и так называемые ходячие покойники, навещающие своих близких, — матери, приходящие кормить грудью детей, мужья, посещающие своих жен по ночам, и т.п.

Локусом иного мира не земле является прежде всего кладбище, где обитают умершие и где они «поджидают» новых обитателей (душа последнего погребенного на кладбище сидит или висит на кладбищенских воротах и ждёт — полес. стоит на варте, т.е. на страже, — когда ее сменит очередной новосел). Отсюда мертвые периодически, в определенные календарные сроки, совершают свои вылазки в пространство живых, и сюда они потом возвращаются.

Граница между мирами, составляющая предмет особой заботы и постоянного внимания живых, имеет не только топографическое, но и временное содержание. Если в локативном выражении граница — это прежде всего вода, водные преграды и источники, реки, колодцы, даже сосуды с водой, которые закрываются или опорожняются в момент смерти (подробнее о воде как границе миров см.: [21]), а также межи, перекрестки, развилки дорог, сами дороги и т.д. (в представлениях о загробном мире границей часто служит также гора, а из других «вертикальных» рубежей — дерево), то временная граница получает обозначение и в суточном, и в годовом (календарном) циклах. Известно мифологическое осмысление полночи и ночи вообще, полдня, восхода и захода солнца; известно и осмысление изоморфных им в годовом круге точек и периодов (Купала, святки и т.п., см.: [22]), весеннего периода [23], трактовка больших праздников с характерными для них запретами и их мотивировками и т.д. В народном календаре эти периоды (особенно святки и весенний период от Пасхи до Троицы) бывают отмечены особыми ритуалами, рассчитанными на то, чтобы не навлечь на себя недоволство «гостей», задобрить их, заручиться их поддержкой или отвлечь их внимание.

Заслуживают упоминания также временные ограничения, относящиеся к погребальным и поминальным обрядам, например требование хоронить до захода солнца, до полудня и т.п. У русских в Заонежье было принято ходить на кладбище только до полудня, и это объяснялось тем, что «покойник только до обеда ждет», «с обеда у них там свой праздник» [10. С. 177]. Прерывание границы между мирами наступает и каждый раз, когда происходит рождение на свет нового человека и когда наступает смерть. Согласно одному тамбовскому свидетельству, если ребенок при рождении не обнаруживает признаков жизни, то повитуха начинает его пригудатъ, т.е. говорит: «Наш, наш, наш» [24], тем самым магически подтверждая, что ребенок преодолел опасную границу между «чужим» и «своим» миром и принадлежит пространству жизни.

Таким образом, «формула сосуществования» двух миров предусматривает их независимое существование и строго определенные способы взаимодействия между ними, соблюдение временных и пространственных ограничений, исполнение необходимых ритуалов, направленных на поддержание границы и обеспечение благополучия как живых, так и умерших.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

  1. Заглада Н. Харчування в с. Старосшп на Чержпвщиш // Матер1яли до етнологп. Килв, 1931. [Т.] 3. С. 182.
  2. Federowski М. Lud biatoruski па Rusi Litewskiej. Krakdw, 1897. Т. 1.
  3. Толстая СМ. Грех в свете славянской мифологии. // Идея греха в еврейской и славянской народной традиции. М, 2000.
  4. Добровольский В.Н. Смоленский областной словарь. Смоленск, 1914. С. 381.
  5. Листова Т.А. Похоронно-поминальные обычаи русских // Похоронно-поминальные обычаи и обряды (Библиотека Российского этнографа). М., 1993.
  6. Богданович А.Е. Пережитки древнего миросозерцания у белорусов. Гродно, 1895.
  7. Причитания Северного края, собранные Барсовым. СПб., 1997. Т. 1.
  8. Шейн П.В. Материалы для изучения быта и языка русского населения Северо-Западного края. СПб., 1890. Т. 1.4.2.
  9. Пахаванш, пам1ню, галашэнш. (Беларуская народная творчасць). Мшск, 1986. С. 178.
  10. Логинов К.К. Семейные обряды и верования русских Заонежья. Петрозаводск, 1993.
  11. П. Гринченко БД. Этнографические материалы, собранные в Черниговской и соседних с ней губерниях. Чернигов, 1895. Вып. 1. С. 42-43.
  12. Пловдивски край. Етнографски и езикови проучвания. София, 1986. С. 273-274.
  13. Боряк Е.А. Традицонные знания, обряды и верования украинцев, связанные с ткачеством (середина XIX — начало XX в.). Кандидатская диссертация (рукопись). Киев, 1989. С. 159.
  14. Толстые Н.И. и СМ. Заметки по славянскому язычеству. 5. Защита от града в Драгачеве и других сербских зонах // Славянский и балканский фольклор. Обряд. Текст / Под ред. Н.И. Толстого. М., 1981.
  15. Полесский этнолингвистический сборник / Под ред. Н.И. Толстого. М., 1983. С. 135.
  16. Полесский архив Института славяноведения РАН. Москва.
  17. Живая старина. 1999. № 2. С. 22-29.
  18. Денисова И.М. Вопросы изучения культа священного дерева у русских. М., 1995. С. 184.
  19. Ефименкова Б.Б. Севернорусская причеть. Междуречье Сухоны и Юга и верховьев Кокшенги (Вологодская область). М., 1980. С. 103.
  20. Разумовская Е.Н. Плач с «кукушкой». Традиционное необрядовое голошение русско-белорусского пограничья // Славянский и балканский фольклор. Этногенетическая общность и типологические параллели / Под ред. Н.И. Толстого. М., 1984. С. 162.
  21. Mencej М. Voda v predstavah starih Slovanov о posmrtnem ftvljenju in Segah ob smrti. Ljubljana, 1997.
  22. Толстой Н.И. Времени магический круг (по представлениям славян) // Логический анализ языка. Язык и время / Под ред. Н.Д. Арутюновой и Т.Е. Янко. М., 1997. С. 17-27.
  23. Агапкина Т.А. Поминальная тема в пасхальных и троицких верованиях, ритуалах и календарной терминологии // В печати.
  24. Махрачева Т.В. Лексика и структура погребально-поминального обрядового текста в говорах Тамбовской области. Кандидатская диссертация (рукопись). Тамбов, 1997. С. 71.

Толстая Светлана Михайловна — д-р филол. наук, ведущий научный сотрудник Института славяноведения РАН.

2000 г. С.М. Толстая

Share: