НИТЬ СУДЬБЫ И ТЕ, КТО ЕЁ ПРЯДЁТ.
Образы богинь судьбы часто связываются с образом нити, прялки, веретена. В народе женщины-рукодельницы, имеющие дело с полотном и нитью, также наделяются пониманием тайной природы вещей и умело используют свое знание.
При помощи нити воздействуют на все сферы жизни: «какова нить, такова и жизнь».
Судьба человека воспринимается как нить, выпряденная на прялке божеством, и затем оформленная (уже человеческими руками) в виде символического шитья, магического вязания, ткачества и т.п. – с целью предначертания будущего новорожденному или же с целью корректировки уже предопределенной судьбы. Божества могут изменить судьбу человека в моменты ритуальной смерти, т.е. при инициации, замужестве, отказе от рода и пр.
Колодцы почитались многими народами, в том числе и славянами-язычниками, о чем говорится в летописях и церковных поучениях: "жертвы богомерзия богом своим приношаху и озерам, и кладязем, и рощениям" [16, с. 234], "к кладезем приходяще молять и в воду мечють велеару жертву приносяще" [7, с. 59]. В ряде колодцев, раскопанных на польских городищах XIIXIII вв. Свенцк, Ленчица, Сып-нево, на глубине 6-7 м были найдены остатки жертвоприношений - кости животных (коровы, овцы, кур, зайца), в том числе череп коня [31, s. 263; 33, s. 410; 34, s.114]. В колодце городища Ленчица найдены еще две деревянные фигурки в виде фаллоса счеловеческими головками [32, s. 289]. С колодцами связывались разные верования. По Слову Григория Богослова на Руси в XIII в. у колодцев совершались моления о дожде: "Ов требу створи на студеньци, дождя искы от него" [1, с. 151]. В Полесье до сих пор продолжаются обряды вызывания дождя у колодца: его обходят с иконой и крестом, крестят воду и бросают в виде жертвы различные горшки и зерна, хлеб, мак [23, с. 95-104].
В статье рассматриваются лечебные приговоры, характерные для всего славянского континуума. Это тексты с определённой функциональной задачей - помочь человеку избавиться от болезни. Они отличаются от заговоров краткостью, свободным построением, отсутствием развёрнутого многопланового повествовательного элемента и концовок. Видимо, краткость этих высказываний способствовала и их более широкому, по сравнению с многосоставными заговорными текстами, распространению среди носителей традиционной культуры.
(старослав. ед., ч. бесъ
Восточные 
Зеркало как реалия народного быта принадлежит к относительно позднему слою культуры, однако семантика и символика этого предмета напротив, глубоко архаичны. Это объясняется тем, что главное свойство зеркала - отражение - получало осмысление уже в самых древних формах верований в связи с толкованием отражений в воде, растопленном воске, масле и т.п. (ср. рус. как в воду глядел, полес. подывысь на воду, якый ты на вроду и т.д.). Таким образом, как элемент духовной культуры зеркало было включено в готовые смысловые парадигмы и символические связи и опозиции. При этом на него не просто были перенесены или распространены уже существовавшие семантические признаки, но они были закреплены и как бы овеществлены в этом новом предмете, ставшем символом отражения и удвоения действительности...
Казак! Стремись к знаниям своих предков из чистой любви, и твои усилия в конце концов увенчаются самопознанием.
Широко известно, что само слово "распущенность" напрямую связано с распущенными волосами, которым придавалась крайне негативная оценка со стороны окружающих людей в прошлом. Чтобы представить себе, насколько серьезным было отношение к этому, можно вспомнить, что, по одной из версий, Иван Грозный убил своего сына из-за того, что встретил свою молодую невестку в неподобающем виде - с распущенными волосами. Следует отметить, что непокрытые волосы также являлись характерной чертой женских представителей нечистой силы: русалок, полудниц, ведьм и т.д. Как нам известно по быличкам, в лунные ночи любимым занятием обитательниц вод было расчесывание длинных распущенных волос.
В тех районах, где бани у русского населения не были зафиксированы, бытовала другая традиция – мытьё (паренье) в печи. Описания его даются в сообщениях, присланных в Этнографическое бюро князя В. Н. Тенишева (1899 год). «Бани у нас очень редко встречаются, несмотря на достаток леса; есть деревни совсем без бань, а моются у нас в печах, которые очень просторны, и мыться можно одному свободно сидя. Причем подстилают под себя солому; свободно раздевшись в присутствии всей семьи, залезает один человек в печку с чугуном теплой воды. Ему подают веник и заслонку закрывают. Несмотря на видимое неудобство, крестьянин, выпарившись до «ломоты костей» и хорошо промывши голову щелоком, потом окатывается водой в сарае. Приготовлений нужно совсем немного: только с утра поставить в печь чугунок с водой», – сообщалось из Мольского прихода Тотемского уезда Вологодской губернии.
Благопожелание как жанр славянского фольклора не раз уже становились предметом специального рассмотрения. Ещё в XIX в. на них обратил внимание Н.Ф. Сумцов, в наше время о них в самых разных аспектах писали Т.И. Живков, Ю.З. Круть, В.К. Соколова, Л.Н. Виноградова и другие. Тем не менее считать эту тему исчерпанной было бы преждевременным. Характерной чертой всех имеющихся исследований является то, что, во-первых, благопожелания рассматриваются как замкнутые в себе словесные образования (песенные или речтативные), и явно недостаточное внимание уделяется при этом характеру их бытования. Во-вторых, благопожелания постоянно смешиваются со сходными, но всё же отличными от них формами, такими, как заклинания, приговоры и другие малые фольклорные тексты, "обслуживающие" разнообразные ритуалы и магические практики.