ОТ БЕРЕГИНЬ ДО ПЕРУНА И ОТ ПЕРУНА ДО НАШИХ ДНЕЙ, ИЛИ ЧТО МЫ ЗНАЕМ О ДРЕВНИХ БОГИНЯХ. ЧАСТЬ 5.

Чтобы проникнуть в суть этих таинственных образов, мы будем привлекать как данные народного фольклора, в котором женские мифологические персонажи подчас сохранились в «сниженном» образе, так и тесно переплетающиеся с ним материалы так называемого «народного православия», поскольку в народном сознании зачастую происходил перенос тех или иных черт и функций прежних божеств на персонажи новой религии. Для того чтобы лучше уяснить себе картину, нам необходимо использовать мифологические представления родственных нам народов — в первую очередь славян, а также и других индоевропейских народов. В том случае, когда речь пойдет об истоках возникновения архаических образов богинь, представляется оправданным привлечение данных и неиндоевропейских народов. Комплексно используя все эти разнообразные источники, мы сможем составить более или менее целостное представление о славянских богинях. В зависимости от степени сохранности дошедшего до нас материала в отдельных случаях можно будет увидеть относительно подробный портрет того или иного божества, а в другом случае удастся различить лишь общие контуры.

Read more →

Былички и поверья о полуднице. Часть 5.

То же можно сказать, если сопоставлять русские поверья с немецкими поверьями и суеверными меморатами о духах, связанных с полем или солнцем. Лишь часть из них крайне близка славянским поверьям, что давало основания ряду исследователей считать их «онемеченными» славянскими представлениями о полуднице. Первые сведения о немецкой «ржанице» относятся к XVII в., рассказы о ней (Roggenmuhme) неоднократно фиксировались немецкими собирателями и исследователями, начиная с братьев Гримм. Однако, как правило, эти рассказы не несут в себе всего комплекса доминантных признаков, которые мы наметили как характерные для славянских поверий о полуднице.

Read more →

ОТ БЕРЕГИНЬ ДО ПЕРУНА И ОТ ПЕРУНА ДО НАШИХ ДНЕЙ, ИЛИ ЧТО МЫ ЗНАЕМ О ДРЕВНИХ БОГИНЯХ. ЧАСТЬ 3.
Что касается польского язычества, то первым автором, упомянувшим о верованиях своего народа, был историк XV в. Ян Длугош: «Венеру именовали Дзидзилеля (Dzydzielelya); почитая ее богиней брака, просили у нее даровать обилие потомства и многочисленность сыновей и дочерей. (...) Изваянию же Дианы, которая, по языческому суеверию, считалась женщиной и девой, замужние женщины и девушки приносили жертвы. Цереру почитали крестьяне и земледельцы, принося в жертву пшеничные зерна. Имели также среди богов Порядок (Temperies), которого на своем языке называли Погода, как бы подателем хорошей погоды; а также бога жизни, которого звали Живе (Zywye). И поскольку держава лехитов была основана в краю обширных лесов и рощ, в них, как передавали древние, обитала и встречалась Диана; Церера же считалась Матерью и богиней плодов, в достатке которых нуждался край. Диана на их языке звалась Дзевана (Dzewana), а Церера — Маржана (Marzyana). Для них в самых лучших и изобильных местах справлялись почтительные обряды, были установлены торжества с жертвоприношениями, на которые сходились мужчины и женщины с детьми. Приносили своим богам жертвы и угощения из скота, нередко же из людей, схваченных в битве, те, кто верил, что беспорядочное множество отеческих богов можно умилостивить возлияниями.
В их же честь праздники в определенное время года были учреждены, на которые много людей обоего пола сходилось в установленные дни из сел и деревень в города, дабы бесстыдными зрелищами такого рода, сладострастными жестами, рукоплесканиями и нарушением приличий некими любовными песнями, хлопаньем и выходками — таким многократным почитанием призвать упомянутых богов и богинь».
Read more →

Былички и поверья о полуднице. Часть 3.

Итак, как правило, перед нами не былички, не момораты или фабулаты и даже не поверья, а лишь «свидетельские показания» о том, что в старину бытовали рассказы о полуднице, что в устах стариков жили поверья о ней.
Несколько ближе в жанровом отношении к быличке следующая информация: «Жали. Было это со старухой. Время-то солнце уже склоняется вот эк уж, с поля уходи — полудницы. Полудницы тут угонят, защекотят, порешат человека. И вот, говорили, одна женка на Пузовочке у нее жала. Жала да поглядела — никого ноту: «Дай еще снопа нанесу». Рано снопа не донесла — прилетела полудница, ее и схватила щекотать. Щекотит вот она насмерть. Вот хот, или меня до тех пор, пока до смерти не защекотит. А вниз повались — отступится».

Read more →

русалки

ОТ БЕРЕГИНЬ ДО ПЕРУНА И ОТ ПЕРУНА ДО НАШИХ ДНЕЙ, ИЛИ ЧТО МЫ ЗНАЕМ О ДРЕВНИХ БОГИНЯХ. ЧАСТЬ 1
Вышивка с этим сюжетом, но более древнего извода изображает здание (напоминающее храм), где женская фигура дана в строгой трактовке. Внизу, в подузоре, представлен фриз из всадников, вверху — суда с русалками. (...) Жители Севера, промышлявшие в море, — заключает Г.С. Маслова, — занятые судостроением, сохранили образ русалки-берегини в вышивке». Отметим, что женская фигура в здании, напоминающем храм, является отголоском изображения богини в храме, на что указывает и две сопровождающие ее в храме меньшие фигурки. Если это так, то данная вышивка возможно указывает на связь русалок с какой-то богиней славянского язычества. После крещения в некоторых случаях функция спасения на водах могла возлагаться и на богородицу: «Леньковская икона близ Новгород-Северска слывет «спасительницей утопающих», так как она явилась когда-то близ водоворота на р. Десне. Подходя к водовороту, видавшему много крушений, молятся и выходят на берег, а на барже остается только рулевой». Впрочем, и спустя почти тысячу лет после насильственной христианизации русские искали помощи не только от персонажей новой религии, но и от каменных статуй.
Поскольку первоначально эти богини защищали и берегли людей, лучше понять двигавшее людьми чувство нам поможет не молитва перед образами, а описание одного народного ритуала, зафиксированного на юге Руси еще в XIX в. Во время засухи крестьяне шли к каменной бабе, клали ей на плечо ломоть хлеба или рассыпали перед ней хлебные зерна, затем кланялись ей в ноги и просили: «помилуй нас, бабо-бабусенька!
Read more →

Былички и поверья о полуднице. Часть 1.
П. С. Ефименко в связи с публикуемым им заговором от полнощницы писал: «Есть и полуденицы, действующие, как само имя показывает, в полдень». Он сообщает, что полудницей стращают детей: «Ужо тя полудница съест». В редакционном примечании к этим сведениям приводится высказывание члена Комитета Михайлова: «Полудница, по понятиям народа, — хранительницаполя с рожью, к ней относятся так: «Полудница во ржи, покажи рубежи, куда побежи». Нам случалось слушать, как пугают детей: «Не ходи в рожь, полудница обожжет». Позже П. С. Ефименко отнес к «категории нечистых духов ягу-бабу и полудницу» и писал: «Полудница есть та же ржица, ржицей называют потому, что живет во ржи; а полудницею — ходит во ржи в полдень» .

Иным образ полудницы предстает в очерках Гуляева, где сведения о ней даются в приложенном словаре: «Полудница — воображаемое существо, представляемое в виде старухи в лохмотьях с волосами, всклокоченными и покрытыми отрепьями. Она охраняет огороды от опустошения детей».
В 90-х годах скупые сведения о народных представлениях о полуднице изредка поступали от корреспондентов Этнографического бюро кп. К. Г. Тсешпова и Русского Географического общества. Среди них заслуживает внимания корреспонденция А. Балова из Пошехонского у. Ярославской губ.: «Из остальных духов крестьянам Пошехонского уезда известны, между прочим, «ржапица» (по другим, «полудница» и «кикимора»). «Ржапица или полудница» ходит в жаркие летние дни в подень по полям, засеянным рожью.

Read more →

Мотивировки включённые в славянский ритуал. Часть 1.
Иначе обстоит дело с мотивировками не ритуальных актов, а запретов и предписаний, которые часто фигурируют в своем полном текстовом виде, чтобы служить убедительным аргументом для тех, кого призывают к соблюдению запрета: например,

«Беременной женщине нельзя перешагивать через веревку или ткацкую основу, иначе при родах пуповина обмотается вокруг шеи новорожденного»; «Девушкам на выданье нельзя сидеть у дома лицом во двор, а то сваты будут всегда проезжать мимо»; «Не положено выбрасывать мусор из дома после захода солнца, иначе нападет короста или слепота»; «Нельзя позволять ребенку до года смотреться в зеркало, иначе он не начнет вовремя разговаривать». Ср. также примеры предписаний: «Чтобы найти обратную дорогу, заблудившийся в лесу человек должен вывернуть одежду наизнанку»; «Чтобы молния не попала в дом, нужно во время грозы выбросить во двор хлебную лопату, кочергу, ухват и помело».

Read more →

Толкование знаков в славянских гаданиях. Часть 1.
В качестве основных мотивационных моделей для построения сонников выступают принципы подобия («голым себя увидишь во сне, значит, будешь обкраденным»), метонимии («кольцо снится к свадьбе или помолвке»), противопоставления («веселье и смех во сне - это к слезам»), тождества («солдат снится, значит, предстоит встреча с военным»), оценочных обобщений («зеленая трава приснится - это хорошо, а засохшая - плохо»). Вместе с тем целый ряд затемненных символических значений сна восходит к глубинной мифологической основе и требует специальных приемов исследовательской реконструкции.

Так, например, известные во всех славянских сонниках толкования типа «падающие звезды во сне - предвестие смерти» или «мертвец снится к дождю», безусловно, восходят к архаическим верованиям о звездах как душах живых или умерших людей и о «нечистых» покойниках, которые якобы управляют атмосферными процессами. Рассматривая большой корпус народных сонников, исследователи, таким образом, могут восстановить словарь символов-расшифровок сновидений, бытующих в коллективном сознании определенного этноса. Однако для целей изучения текстов-интерпретантов снотолкования выглядят слишком лаконичными, усеченными, однословными («ягоды снятся - к слезам», «аист приснится - это к беременности», «сухое дерево - к большой беде»).

Read more →

ФУНКЦИОНАЛЬНАЯ МНОГОПЛАНОВОСТЬ ВОЛОСА; ВОЛОС КАК “КУРИНЫЙ БОГ”. ЧАСТЬ 1.

С почитанием “куриного бога” прямо связаны специальные “курячьи (или: куриные) именины”, отмечаемые на Кузьму и Демьяна, т. е. 1 ноября, причем эти святые, в свою очередь, могут пониматься как “курьи боги” (любопытно, что в некоторых местах священники в этот день молились за кур и кропили курятник святой водой, см.: Чичеров, 1957, с. 50, примеч. 66; о возможности молитвы за кур и их окропления упоминает, между прочим, в своем “Житии” протопоп Аввакум, см.: Аввакум, 1927, стб. 32, 111, 186);

Read more →

“На Руси существует поверье: если петух старше семи лет, то его не годится держать в доме; иначе он снесет яйцо, из которого родится огненный змей; колдун берет это яйцо, носит у себя за пазухой или закапывает в навоз; через шесть недель вылупится из яйца змей и станет носить ему серебро и золото” (Афанасьев, I, с. 532; ом. еще: Афанасьев, III, с. 789; Пузырев, 1897, с. 126—127; Шейн, III, с. 302—303; Добровольский, I, с. 96— 97; Добровольский, 1914, с. 272; Максимов, XV, с. 151; Максимов, XVIII, с. 232, примеч. 1; Богданович, 1895, с. 73—74; Магницкий, 1883, с. 57, № 461; Никифоровский, 1897, с. 172—173, № 1306; Балов и др., IV, с. 98; Яворский, 1897, с. 105; Авдеева, 1841, с. 562; Авдеева, 1842, с. 148—149; Богатырев, 1916, с. 46; Франко, 1898,с. 210; СРНГ, XI, с. 301). По объяснению Пузырева, “петушиным” яйцом считается неразвившееся куриное, размером с голубиное; согласно Максимову, это так называемый “спорышек”, т. е. яйцо с одним желтком, без белка; ср. выше (§ III.3.1) о змее-деньгоносце.

Read more →