РУСАЛКИ. ЧАСТЬ 2.
Необходимо отметить, что русалкам приписывалась функция обеспечения не только запретов, связанных с земледелием. Касались эти запреты и почитания предков: «Часть поминальных блинов оставляется на могиле в жертву русалке. Кто на русальной неделе забывает о своих покойниках и не делает им приношений, тому мстят русалки». В другом случае современная быличка о том, как русалка не позволила брать воду в реке ночью, относится к сфере соблюдения запретов в быту. Автор повествования описывал это так: «Мы только подошли — стоит женщина! Вся в белом, как снегурка. Все у нее горит около головы так. У этой проруби конской стоит и грозит пальцем: «Вы знаете, что в двенадцать часов ночи на прорубь ходить нельзя? Хоть у соседки ковшик воды попроси, а не ходи». Вот так стоит и грозит.. .»

Кроме того, Л.Н. Виноградова констатирует, что по этнографическим источникам известна связь русалок с прядением, пряжей, нитками, полотном или полотняной одеждой.

Read more →

Лучше понять одновременное наличие у той или иной богини совершенно различных, а иной раз и взаимоисключающих черт нам помогут русалки — персонажи «низшей» мифологии, но именно благодаря своему невысокому статусу не оказавшихся целью главных нападок духовенства. Возникновение их образа в языческую эпоху особых сомнений не вызывает — скорее всего, именно их имел в виду Прокопий Кесарийский, писавший в VI в. о почитании славянами рек и нимф, которым они приносят жертвы. При этом образ и функций русалок достаточно хорошо были изучены исследователями, собравшими о них богатый этнографический материал. Рассмотрение персонажей «низшей» мифологии, о которых достаточно много известно, поможет нам лучше понять логику мифопоэтического сознания и в отношении образов «высшей» мифологии, сведений о которых сохранилось гораздо меньше.

Read more →

ЦАРЕВНА ЛЕБЕДЬ: ИСТОКИ ОБРАЗА. ЧАСТЬ 3.
Следы генетически связанных с этим представлений присутствуют и в русской традиции. С.В. Жарникова отмечает: «Зачастую именно утица, лебедь или гусь маркируют собой сферу сакрального в обрядовых песнях календарного цикла». Обращая внимание на одно интересное противопоставление в записанной П.В. Шейном в Псковской губернии песни:

Не гуси летят, не лебеди,
Христос воскрес на весь свет! —
исследовательница напоминает, «что и колядовщики, и волочебники воспринимались в народной традиции как воплощение душ предков, которым подавалось ритуальное подаяние, и связь их с гусями- лебедями, судя по всему, не была случайной».
Однако лебедь, гусь или другая водоплавающая птица в целом ряде традиций связывалась не с дочерью бога или даже с самим верховным божеством, а с творением мира.

Read more →

ЦАРЕВНА ЛЕБЕДЬ. ИСТОКИ ОБРАЗА. ЧАСТЬ 1.

Единственное отличие, которое существует между отечественной и индийской богиней, заключается в том, что ни древнерусские письменные источники, ни более поздние этнографические записи не отмечают связи Мокоши с лебедем. Однако, учитывая то, что христианские поучения стремились не описать, а полностью уничтожить языческие верования, в результате чего к XIX в. образ Мокоши в живой народной традиции сохранился в явно сниженном и фрагментарном виде, данное различие нельзя считать решающим. К этому следует добавить, что, помимо позднего свидетельства Стржедовского, есть целый ряд косвенных данных, свидетельствующих, что подобная связь между славянской богиней и лебедем все-таки была. Во-первых, в качестве любовно-брачной символики гуси и лебеди фигурируют в фольклоре различных славянских народов и в подобном контексте вполне могли быть связаны с богиней любви.

Read more →

ФУНКЦИИ СВЕЧИ В ОБРЯДАХ, СВЯЗАННЫХ СО СМЕРТЬЮ, ПОГРЕБЕНИЕМ И ПОМИНОВЕНИЕМ. ЧАСТЬ 4.
В годовщину смерти и в известные поминальные дни души мертвых могут навещать своих близких, возвращаться к родному дому, поэтому, чтобы указать им путь, живые зажигали для них свечи. В такие моменты огонь вновь играл роль если не медиатора, то знака, указывающего «идущей гостить» душе конечную точку ее пути, место, где ее ждут. А для живых огонь становился объектом наблюдения, позволяя не только узнавать о «приходе» ожидаемой гостьи, но и «понимать» (а, значит, и удовлетворять) некоторые из ее желаний.
Ранее, например, уже упоминалась распространенная примета того, что душа умершего вьется поблизости, — посиневшее пламя свечи. Другая, тоже известная, — мухи и мотыльки, летящие на огонь, вьющиеся вокруг огня. Поскольку были представления, по которым душа умершего могла покинуть тело в виде мотылька или мухи (иногда маленькой, иногда белой), то мотыльком или мушкой душа вполне могла прилететь на зажженную в Рождественский сочельник свечу (укр.).

Read more →

ФУНКЦИИ СВЕЧИ В ОБРЯДАХ, СВЯЗАННЫХ СО СМЕРТЬЮ, ПОГРЕБЕНИЕМ И ПОМИНОВЕНИЕМ. ЧАСТЬ 3.

Обычай обжигания, чтобы очистить умершего и обеспечить ему благополучный переход, в русской традиции фактически отсутствует, но с ним частично может быть сопоставлен русский обычай «отпущения души», который мог как бы завершать собой основной этап перехода, и исполнял его обычно священник: «В сороковой день священник отпускает душу, и она отправляется в уготованное для нее место...», а мог быть проведен в самом начале перехода, и исполнялся в таком случае только своими, внутрисемейно, без посредника в лице священника, что в данном случае, возможно, свидетельствует о более древней форме: в ряде губерний дореволюционной России отпускание души происходило сразу по смерти и требовало участия всех родичей, а также обязательного зажжения ими свечей: «...после смерти домочадца, все, кто находился в избе, взяв по зажженной свече, выходили за ворота дома и молились на восток — „отпускали душку"».

Read more →

ФУНКЦИИ СВЕЧИ В ОБРЯДАХ, СВЯЗАННЫХ СО СМЕРТЬЮ, ПОГРЕБЕНИЕМ И ПОМИНОВЕНИЕМ. ЧАСТЬ 1.
Согласно еще одной визуальной примете «на смерть», безнадежно больной человек отворачивается от живых, он «ложится лицом к стене, отвернувшись от оконного света». Такое положение умирающего, «лицом к стене», должно восприниматься как начальная фаза перехода — обособление от окружающих, разрыв контактных связей с внешним миром, с миром своих, живых. Но положение «отвернувшись от оконного света» может в таком случае рассматриваться и как нежелание (страх?) контакта с миром «иным», поскольку окно, как и око обеспечивает возможность смотреть и видеть, оно — контактный ход, пограничная зона, в которой или через которую происходит коммуникация разных миров, особенно в обусловленное время, каковым без сомнения считается смерть и связанный с ней известный период.

Read more →

МОРАНА И БАБА-ЯГА. Часть 1.
В этом отношении гораздо более верным представляется подход В.Н. Топорова, который сопоставил образ бабы-яги с женским хеттским персонажем, обозначаемым в текстах термином salsugi, который являлся главным церемонимейстером в обряде похорон, принимал умершего в царство смерти и помогал ему совершить переход в потусторонний мир. Данный подход помог понять, как в одном образе совмещаются столь разные черты: «Ритуальное прошлое бабы-яги и сравнение ее с хеттской sugi объясняет наличие наряду с бабой-ягой — злой похитительницей ипостаси доброй вещуньи, помогающей герою в его странствиях, которые являются прообразом посмертных скитаний души». Некоторые сказки описывают жилище бабы-яги как построенное из человеческих костей. В связи с этим В.Н. Топоров отметил, что и в хеттских текстах не раз упоминается «дом кости, костных останков», связанный с божеством подземного мира. Любопытную параллель жилищу бабы-яги мы видим в культуре лендель, датируемой 5000—4500 гг. до н.э. В могиле девочки в могильнике Асода на территории современной Венгрии была найдена одноногая модель святилища с птичьей головой на кровле . Хоть нога в данном случае человечья, а не птичья, однако показательно сочетание птичьих и человеческих элементов в конструкции святилища, равно как и то, что оно было связано с представлениями о загробном мире. Подтверждает гипотезу В.Н. Топорова и то, что еще в X в. ибн-Фадлан описал существование у русов руководившей человеческим жертвоприношением во время похорон особой старухи-жрицы, которую он называет «ангелом смерти».

Read more →

Инквизиция на Руси. Часть 1.
Так, в 1227 г. в Новгороде, по сказанию летописца, на Ярославовом дворе были сожжены четыре волхва; сначала их привели на архиепископский двор, а сожгли на Ярославовом. В 1411 году псковичи сожгли двенадцать вещих жонок, повидимому, в связи с распространившейся на Руси моровой язвой. Князь Можайский сжег за волшебство мать Григория Мамона. По словам Котошихина, мужчин за богохульство, церковную татьбу, волховство, чернокнижничество и ереси сжигали живых, а женщинам за те же преступления отсекали голову. Из следственных дел XVII в. видно, что за ворожбу и чародейство большей частью наказывали ссылкой в дальние места и заключением в монастырь. В грамоте, данной царем Феодором Алексеевичем на учреждение в Москве славяно-греко-латинской академии, сказано, что если окажутся там учителя от церкви возбраняемых наук, “наипаче же магiи естественной” и др., то они и ученики их “яко чародеи безъ всякаго милосердия да сожгутся”; чародейные книги их также должны были сжигаться. В 1497 г. Иоанн III “опалу наложилъ на жену свою на великую княгиню Софiю о томъ, что къ ней приходили бабы съ зелiемъ; обыскавъ тѣхъ бабъ лихихъ, князь великiй велѣлъ ихъ казнить — потопити въ Москвѣ-рѣкѣ нощiю”. Неплодная Соломония, жена Василия Иоанновича, безрезультатно обращалась к колдунам; по словам Курбского, женившись впоследствии на молодой, великий князь сам прибегал к чародеям, в результате чего жена родила ему двух сыновей, из которых один был прелютый и кровопийца, а другой без ума и без памяти и бессловесен.
Read more →

Имеются ли какие-нибудь другие данные, подтверждающие предположение о том, что на формирование образа Софии в Новгороде в христианский период повлияла славянская языческая богиня, соотносящаяся с планетой Венерой? Такие данные имеются. Касаясь утверждения одного своего современника о связях новгородских словен с западными славянами и их прибытия из Вандалии, В.Н. Татищев писал: «Ректор Апиц во утверждение сего приводит, якобы новагородцы древле герб имели воловью голову, как и мекленбургский; токмо я сего нигде не нахожу, токмо что идола Мокоса имели с воловьею главою». Поскольку это указание может помочь нам точно определить языческий прототип новгородской Софии, внимательно взвесим все аргументы за и против его достоверности. С одной стороны, В.Н. Татищев жил и творил в XVIII в., в результате чего сообщение это является весьма поздним, и, самое главное, непонятно, на каких источниках оно было основано. Есть и другие основания для сомнения в достоверности этого сообщения. Хоть имеются достаточные основания предполагать существование в Новгороде культа какой-то языческой богини, однако ни один средневековый источник не отмечает существование там поклонения именно Мокоши. Кроме того, по фольклорным материалам последняя была связана с прядением, а не властью, и, кроме того, в Новгороде уже почиталась Параскева Пятница, заменившая в христианскую эпоху эту богиню. Однако при ближайшем рассмотрении эти возможные возражения не являются столь безусловными. Мокошь в записях XIX в. явно представляет собой «сниженный» вариант изначального образа, из которого крестьянки сохранили в первую очередь те его стороны, которые были близки именно им.

Read more →